— Продолжай, — прошептал я.
Ее легкие прикосновения стали более настойчивыми. Она лапала мою задницу, исследовала контуры моего торса и разглаживала руками жесткие мышцы.
Затем она переместилась вниз, встала на колени и, держась за мои бедра, насаживалась на мой член.
Мы занимались любовью, пока не зашло вечернее солнце.
Мы полностью исследовали, дотрагивались друг к другу, пробовали все. Мы были медленными, нежными и тихими. Мы брали то, что хотели. И отдавались этому. Ханна сидела на моем лице, я скользил языком в ее заднице, она щипала и облизывала мои соски. Мои глаза слезились от силы моего оргазма. Мы дремали и просыпались. Я двигался на ней. Она двигалась надо мной. Наша кожа блестела от пота.
Снова и снова мы кончали вместе, падали через край удовольствия, касались напряженных струн, разрушались, взрывались и распадались как умирающие звезды.
Ханна
Я НАБЛЮДАЛА, как спит Мэтт в лучах утреннего солнечного света. Он лежал, растянувшись на животе, устроив голову на подушке и обняв меня рукой за талию.
Он был прекрасен.
Сейчас он красивее, чем когда-либо. Мой взгляд задержался на его длинном теле, линии его позвоночника, бедер и икр. Я почувствовала дикое желание перевернуть его и поцелуями пройтись вниз по его золотой дорожке к сокровищу.
Боже, я чувствовала себя потрясающе. Я чувствовала себя оттраханой как нельзя лучше, наша бурная страсть полностью разрушила меня. Когда я выбралась из-под руки Мэтта и поднялась с постели, ощутила, будто оставила что-то позади. Мою прошлую жизнь. Он отнял у меня все, чем я обладала.
Я надела на себя длинную рубашку Мэтта и застегнула ее на одну пуговицу. Прокравшись по коридору, я жадно выпила воды из-под крана, после чего направилась в библиотеку.
Вау, я была права насчет пристрастия к чтению у этого парня. Внутри комната была похожа на кабинет профессора, только больше. На всю стену был стеллаж, на котором находилась художественная и научная литература, переводы, книги на CD, стихи, пьесы, карты — в общем, библиотека в миниатюре.
Я прошлась пальцами по корешкам книг, некоторые из них настолько старые, что переплеты уже расслаивались.
Я нашла большой раздел Уиллы Кэсер. Я усмехнулась, доставая «Моя Антония» с полки. Ха! Я чувствовала себя подобно детективу.
Там был эпиграф Верджила, который Мэтт отметил в кружок. Я пролистала в конец книги. Он подчеркнул весь последний абзац, а затем, ручкой, подчеркнул последнее предложение: «Быть может, мы что-то упустили в жизни, но с нами осталось бесценное, принадлежащее только нам, прошлое».
На полях он написал «эпи?»
Я нахмурилась.
Эпи? Эпиграф? Это был, насколько я знала, эпиграф к «Серебряной нити» М. Пирс.
Мой хмурый взгляд сменился ухмылкой. Может, Мэтт тайный поклонник M. Пирс? Это вполне объясняет, почему он продолжает доставать меня из-за моей симпатии к автору; он сам был фанатом, но при этом он слишком большой литературный сноб, чтобы признать это.
Я просматривала художественную литературу, когда мое внимание привлек раздел «П» Уокер Перси, Сильвия Плат, Томас Пинчон, Пьюзо, Пруст — хах, Пирс нет...
— Ханна.
Я подскочила.
Мэтт стоял в дверях. Его лицо было бледным, а волосы в беспорядке. Черные штаны низко висели на его бедрах.
— Эй, Мэтт, — я судорожно засмеялась. — Ты напугал меня...
Черт, его глаза были так убийственно серьезны. Девушка в клетке тигра. Девушку вот-вот съедят. Он посмотрел на полку, а затем на книгу в моих руках.
— Твои гм… — я прочистила горло. — Твои волосы сейчас потрясающе выглядят.
Мэтт рассматривал меня с минуту, потом я подошла, чтобы прикоснуться к его волосам. Несколько завитков торчали прямо вверх. Остальные были спутанными.
— Это новый стиль, — пробормотал он.
Осторожная улыбка расплылась на его губах. Я засмеялась. Блин, что это было? Мистер Брюзга проснулся? Или думал, что я шпионила?
Я виновато взглянула на книгу в моей руке. Ладно, может быть, я шпионила.
Мэтт резко выхватил книгу из моих рук и вернул ее на полку.
— Мм, Уилла Кэсер. Блестящий автор. И она, несомненно, лучшая. Это книга, которую она обязана была написать.
Мэтт улыбнулся, пока изучал полку. Я смотрела на его красивый профиль. Теперь он был оживленным и восторженным, хотя минуту назад выглядел враждебным и почти яростным. Я должна была признать, что его переменчивое настроение не только взволновало меня, но и обеспокоило.
— Знаешь что я думаю? — сказал он. — Автор пишет книгу за книгой, как будто метает дротики в доску. Многие застревают в доске, но только один из всех попадает в яблочко. Они должны писать. Милая рубашка.
Он сжал мою задницу, пока его глаза путешествовали по полкам.
— Я читаю, чтобы найти яблочко. «Звук и ярость», «Не зови волков», «Фрэнни и Зуи», «Четыре Квартета»…
— «Серебряную нить», — выпалила я.
Мэтт фыркнул.
— Ну пожалуйста, только не заводись снова, фанатка М. Пирса.
— Ладно, если я такая фанатка, то откуда ты…, — мой голос дрожал. Я смотрела на копию Мэтта «Моя Антония» и рассуждала о мудрости моего вызова. Вызов, но все же? Он явно презирал М. Пирс. Мои доказательства были запутанными, и это заставило меня смотреть на Мэтта с еще большим любопытством, чем на кого-либо; я запоминала и перебирала каждое его слово.
— Откуда я что? — потребовал Мэтт.
— Откуда ты... знаешь... про слухи о «Гранитном крыле»? — я съежилась. Неубедительно.